Книга Двойная звезда. Том 2  - Евгения Соловьева

– Быстрее, мальчик! – бросил фраганец, когда Аластор уже работал клинком на пределе своей скорости, чувствуя, что долго так не сможет. – Ты не в постели с девчонкой, в драке надо поторапливаться.

А вот у него голос был спокоен и бесстрастен, несмотря на глумливые слова. И так ровен, словно проклятый месьор не кочергой махал, уже истыкав рубашку Аластора дюжиной черных меток, а сидел за книгой.

Закусив губу, Аластор из последних сил крутил потяжелевшую рапиру, исступленно мечтая не победить, но хотя бы раз коснуться! Хоть один удачный выпад! Не убить, не ранить, но дотронуться острием до неуловимого фраганца… Резкая боль обожгла запястье. Аластор едва не взвыл, стиснув зубы, не удержался, схватился другой рукой. Выбитая из его руки рапира со звоном упала на мраморный пол. Выбитая! Кочергой! Уши и щеки у него уже горели от смущения, во рту пересохло…

– Поднимите, – скучающим тоном разрешил фраганец, указывая кивком на отлетевшую в сторону рапиру.

Мечтая провалиться сквозь землю, Аластор наклонился, поднял злополучный клинок.

Фраганец… как же его… смотрел на него с острым насмешливым любопытством, не вяжущимся с бесстрастным тоном, и Аластор вдруг увидел себя со стороны. Неуклюжего, растерянного, гордившегося непонятно какими успехами в фехтовании, а первый же настоящий противник сделал бы из него решето, если бы только захотел! И он еще вздумал тягаться с лордом Бастельеро! Он, не сумевший продержаться против взрослого бойца и нескольких минут, не сумевший ни разу пробить чужую защиту…

Сделав шаг назад, Аластор оглядел свою рубашку, испещренную темными следами. Каждый – смертельное ранение, если настоящим клинком. Кровь бросилась в лицо еще сильнее…

Фраганец все так же терпеливо ждал, только брови над темными глазами чуть изогнулись, и Аластор, сглотнув вязкую слюну, глубоко вдохнул, выдохнул и поклонился. Глубоко поклонился, безусловно и почтительно признавая чужое превосходство. А потом, выпрямившись, поднес клинок рапиры к губам, отсалютовав ее владельцу, и так же почтительно протянул эфесом вперед, заставив себя проговорить достаточно громко и четко:

– Прошу принять мои извинения, месьор. Мое поведение было недопустимо дерзким. Благодарю за урок.

Если миг назад ему казалось, что лицо и уши горят, то сейчас они запылали, так стало горячо, и Аластор только снова сглотнул, изнывая от тоскливого стыда. Отец будет разочарован! А самое главное, он только теперь понял, что отдал бы любую руку, лишь бы научиться второй, оставшейся, так же владеть шпагой.

– Извинения принимаются, – тем же холодным и чуть скучающим тоном отозвался фраганец. – И поскольку я узнал все, что хотел, предлагаю успокоить вашего почтенного родителя, ожидающего итога нашей беседы.

– Вы… не станете меня учить… месьор… д’Альбрэ?

Аластор сам удивился, как тускло звучит его голос, но хотя бы имя фраганца он смог вспомнить, не совсем уж показавшись невежей.

– А вы в этом нуждаетесь?

И снова вскинутая бровь, только теперь взгляд фраганца из равнодушного стал острым, испытующим. Неужели у него все-таки есть шанс? Аластор даже вперед подался, заговорив горячо, быстро, взволнованно:

– Прошу вас, милорд! То есть, простите, месьор… Я буду хорошим учеником, обещаю! Мне очень нужно перенять ваше несравненное мастерство! Клянусь, вы не пожалеете! Отец высоко оценит ваши услуги, а я… я… буду слушаться вас во всем! Только научите меня – так!

Он лепетал еще что-то, страшась увидеть во взгляде фраганца, что тот снова потерял интерес, и не зная, как объяснить, доказать, убедить…

– Зачем? – уронил тот наконец. – Для обычного дворянина вы деретесь совсем неплохо, юноша. Ну… для Дорвенанта, во всяком случае. Зарабатывать шпагой на жизнь вам вряд ли придется. А искусство убивать ближнего своего не стоит того, чтобы эту самую жизнь ему посвятить. Да, представьте, иначе в нем толку добиться.

Он смотрел почти с сочувствием, если только Аластору оно не почудилось в темных пронзительных глазах. И на миг показалось, что между ним и фраганцем протянулась тончайшая натянутая струна, чутко отзывающаяся на малейшее колебание души. Аластор точно знал, что даже крошечная ложь или умолчание правды порвет эту нить навсегда, и исчезнет единственная отмеренная ему судьбой возможность для чего-то очень важного. Будто шаг, который он сделает сейчас, промолчав или открыв душу, безусловно уведет его по дороге, с которой уже будет не свернуть.

И можно промолчать, отказаться, забыть то, что случилось. Подумаешь, всесильный мэтр-командор обидел его, испугавшись за честь воспитанницы. Ведь прав был, по сути. А что оскорбление до сих пор жжет, словно раскаленное клеймо, так можно жить и с клеймом… «Нельзя, – спокойно и ясно подумал Аластор. – Жизнь без чести – это не жизнь».

А еще он вспомнил, наконец, что означает у фраганцев одна серьга в правом ухе. Бретер, профессиональный дуэлянт-наемник. И, следовательно, виртуоз владения оружием, иначе человеку, живущему клинком, в этом ремесле не удержаться. Да и вообще не удержаться в живых. Значит… Значит, отец, испугавшись, что Аластор все-таки вызовет лорда Бастельеро, сделал единственное, что могло дать его сыну хоть какой-то шанс, – нашел того, кто научит Аластора владеть шпагой так хорошо, как только возможно.

В глазах защипало от смущения и благодарности, в горле встал ком, стоило представить, чего отцу стоило смириться с его замыслом и сделать почти невозможное – уговорить фраганского бретера стать наставником дорвенантца. Но Аластор этот ком сглотнул и, не отводя взгляда от внимательного требовательного взора фраганца, сказал – будто в реку прыгнул с обрыва:

– У меня есть враг. Настоящий, смертельный. Он оскорбил меня. Вы, наверное, думаете, что это глупость, я еще слишком молод… Но есть поступки, которых дворянин и мужчина терпеть не должен. И я точно знаю, что мы еще встретимся. Он старше, опытнее, он признанный мастер фехтования. Но я должен смыть обиду кровью. И… я не боюсь смерти, но мне нельзя умирать. На дуэли с ним, я имею в виду. Это будет несправедливо, понимаете, месьор?

– Справедливость клинка – жестокая справедливость, – негромко сказал фраганец. – Юноша, вы уверены, что вам нужна именно она? В этом мире не так много обид, которые стоят потраченной на них жизни. Право же, отомстить врагу можно по-разному. А ваш отец, кажется, больше всего на свете страшится вас потерять.

– Мой отец – человек чести, – глухо сказал Аластор, борясь с желанием отвести взгляд. – Он знает, что я не могу отступить. Поэтому он и нашел вас. Прошу, месьор, помогите мне.

– Я сниму с вас шкуру, – с той же ровной безмятежностью предупредил фраганец. – Слой за слоем, вместе с вашей щенячьей самоуверенностью, прежними представлениями о фехтовании и привычкой себя жалеть. Я выбью из вас все, что покажется мне лишним, то есть все, что вы полагаете своими достоинствами как бойца. Потому что прямо сейчас вы ужасны. Я сказал, что вы неплохи для дорвенантца и обычного фехтовальщика? Забудьте. Это был незаслуженный комплимент, лживый, как похвалы, которые голодный бродяга расточает престарелой трактирщице. У вас отвратительно поставлена рука, я уж не говорю о том, что всего одна! Вы двигаетесь уныло, как крестьянская лошадь, и медленно, как она же с полным возом дров. Я не знаю, кто был вашим прежним наставником, но он научил вас не бою, а бальным танцам, впрочем, даже им научил паршиво. Чтобы драться как бретер, вам придется забыть то, чему вы уже научились. Вытравить из памяти разума и тела. Поэтому вы будете делать все, что я скажу, каким бы бессмысленным, нудным или трудным это ни казалось. У меня с вашим отцом договор, что я могу отказаться от преподавания в тот же день, когда вы откажетесь выполнять мои указания. Понимаете, юноша? Полное послушание и доверие, либо не тратьте свое и мое время. Сделать из вас хорошего бойца – примерно то же самое, что вырезать из доски рапиру, имея инструментом только иголку.